В Сибирь!
Сложно сейчас сказать, что двигало одиннадцатью женщинами, которые решились на этот поступок. Властям их решение сразу не понравилось, и они всячески старались сдержать этот порыв.
Княгиню Трубецкую, которая первая добилась разрешения, почти на полгода задержали в Иркутске по личному распоряжению царя. И все эти полгода ее уговаривали отказаться от затеи.
Со стопроцентной уверенностью нельзя ссылаться ни на любовь, ни на желание поддержать политические взгляды супругов. Среди дворян браки часто заключались по расчету и даже без участия самих молодых. Например, княгиня Мария Волконская до ссылки вовсе была не в ладах с мужем.
Политикой женщины тогда не занимались, об участии мужей в тайных обществах они узнали постфактум. Единственным исключением была Екатерина Трубецкая, но на следствии ее никто не вспомнил. По делу декабристов были привлечены только две дамы: сестры Михаила Рукевича — Ксаверия и Корнелия.
Они были виновны в том, что после ареста брата уничтожили компрометирующие его бумаги. За что их определили в монастырь на год и шесть месяцев, соответственно. Так что соратницами в борьбе, как это случалось позже, они не были.
Безусловно, среди них имели место и романтические истории. Тут сразу надо вспомнить Полину Гебль (Анненкову) и Камиллу Ле Дантю (Ивашеву). Обе, кстати, француженки, поэтому нельзя говорить и о каком-то национальном явлении среди русских женщин. Они так понимали свой долг и следовали ему.
Первое, с чем им пришлось столкнуться этим женщинам — лишение положения в обществе. На тех, кто отправлялся вслед за опальными супругами, царские милости не распространялись. Жить в Сибири они должны были как жены «каторжан» и «ссыльнопоселенцев», то есть с очень ограниченными гражданскими правами.
Происхождение, отношения внутри сословия и общественный интерес, конечно, сказались. Обычной мещанке пришлось бы намного сложнее. Но это стало понятно уже по прошествии нескольких лет жизни в Сибири. Изначально женщины отправлялись в полную неизвестность: никто не мог им гарантировать уважительного отношения местных властей.
Вторым и самым сложным испытанием для большинства женщин — необходимость расставания с детьми. С ними выезд в Сибирь власти категорически не разрешали. Марии Юшневской пришлось четыре года ждать решения. Все дело в том, что с ней собралась ехать ее взрослая дочь от первого брака. Но и в этом случае, чиновники не пошли навстречу.
Детей в результате пристраивали родственникам. Надо отдать должное тогдашней российской элите: тех принимали, давали образование, обеспечивали детей своих родственников, но материнское сердце все равно крайне тяжело переживало такую разлуку.
Александра Давыдова оставила шестерых детей. Между ними было шесть тысяч верст. Чтобы поздравить с именинами ей приходилось писать чуть ли не за полгода вперед. О том, как они взрослеют, она могла судить, только получая портреты.
Власти противились встречам родственников с ссыльными даже тогда, когда каторга осталась позади и режим пребывания тех был смягчен. Сыну Ивана Якушкина, Евгению, впервые удалось встретиться с отцом только в возрасте 27 лет и для этого потребовалось отправиться в служебную поездку.
И, наконец, отношение родственников, семьи и общества в целом к решению жен декабристов было совсем неоднозначным. Генерал Раевский сказал своей дочери Марии Волконской перед отравлением: «Я тебя прокляну, если ты через год не вернешься».
Отец Марии Поджио, сенатор Андрей Бороздин, чтобы удержать дочь от необдуманных шагов ходатайствовал о заключении Иосифа Поджио в одиночку Шлиссельбургской крепости. Там он провел восемь лет. Сенатор поставил дочери условие: в Сибирь его переведут только после их развода.
Семейство Лаваль наоборот поддержали Екатерину Трубецкую в ее решении поехать за мужем. Отец даже дал ей в поездку своего секретаря. Последний не выдержал пути и бросил ее еще в Красноярске.
Высшее общество тоже разделилось: одни с недоумением комментировали в салонах этот поступок, но в тоже время проводы Волконской в Москве посетили многие известные личности, в том числе Пушкин.
Приговор
Чтобы объяснить, как жилось женщинам, которые отправились за своими мужьями в Сибирь, необходимо обязательно вспомнить приговор. Для участников декабрьского восстания и членов тайных обществ он оказался беспрецедентно строгим.
Всего судили 121 человека. Пятерых лидеров — Пестеля, Рылеева, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина и Каховского — специально созданный Верховный уголовный суд приговорил к четвертованию, казни, которая не применялась в России со времен Емельяна Пугачева. Тридцать одного человека — к отсечению головы.
Для России тех времен — это практически массовые казни. Например, при правлении Екатерины Второй к смертной казни приговорили всего четверых: Пугачева, Мировича и двух участников чумного бунта 1771 года.
У остальных декабристов приговоры были самым разнообразными, но, как правило, это была каторга, разжалование в солдаты и ссылка в Сибирь. Все это сопровождалось лишением дворянства, всех наград и привилегий.
Император Николай I смягчил приговор и смертную казнь заменили на каторгу и ссылку. Повезло всем кроме приговоренных к четвертованию, тех вместо мучительной казни просто повесили. То как проходила эта казнь (трое декабристов сорвались и их пришлось вешать еще раз), говорит о том, что приводить смертный приговор в исполнение в России тогда не умели.
Власти и новый царь так испугались появления декабристов, требований республики и гражданских прав, что постарались в ответ максимально запугать аристократию, чтобы крамольные мысли не закрепились в их умах.
Женщины того времени переходили в сословие мужчины и лишение дворянства автоматически распространялось на всю семью. Но царь и тут помиловал. Женщинам оставляли дворянство и права собственности, им также была дана возможность развестись с государственными преступниками. Как-то по умолчанию предполагалось, что супруги именно так и поступят.
Наверное, Николай I считал, что это очень изящный шаг: одним махом проявлял «милость» и лишал декабристов последнего якоря — семьи. Волны разводов тем не менее не последовало. Вместо этого — пощечина: несколько женщин решили последовать за мужьями в Сибирь.
Дамская улица
Жены стали тем мостом, которые своими письмами связывали узников с остальной страной. Они же добивались смягчения содержания, определенных уступок. По сути, эти женщины успешно и бесплатно выполняли те же самые функции, что и армия адвокатов сегодня. Еще их можно было бы назвать первыми правозащитниками в России. Но тогда, отправляясь в Сибирь, вряд ли они задумывались о подобном.
Понимали они одно — это будет очень тяжело в бытовом и моральном плане, но не представляли насколько. Сегодня довольно популярны различные сообщества «выживальщиков». С их точки зрения жены декабристов, в массе своей выросшие в окружении крепостной прислуги, получили бы крайне низкую оценку выживания.
В описи имущества Елизаветы Нарышкиной, которая еле поместилась на трех листах, можно найти множество «важных» вещей для обычной жизни: 30 пар женских перчаток, 2 вуали, 30 ночных рубашек, десятки пар чулок и так далее, и тому подобное. Счастливую улыбку вызывает полезная вещь — медный самовар. Неизвестно только удалось ли его довезти и умела ли барыня с ним обращаться.
Возможно, по современным меркам трудности их были не столь ужасны. Они и сами не считали, что совершают нечто героическое. Александра Давыдова, уже вернувшись из Сибири, однажды сказала: «Какие героини? Это поэты из нас героинь сделали, а мы просто поехали за нашими мужьями…».
Но представьте на миг состояние барышень, умевших музицировать, вышивать на пяльцах и обсуждать последние литературные новинки, с ворохом совершенно неуместных на севере вещей, которые вдруг оказались в маленькой крестьянской избе, где вначале не было даже печи и приходилось пользоваться очагом.
Особенно тяжело пришлось первым, кто смог прорваться в Сибирь: Трубецкой и Волконской. К тому моменту их мужей государство содержало на 20 рублей в месяц (сумма и по тем временам мизерная). Говорят, такую сумму определил лично Николай Первый.
Сами жены регулярно отчитывались властям о своих расходах, а те следили, чтобы деньги не тратились «на чрезмерное облегчение участи заключенных». Чтобы передать вещи, требовалось подкупать охрану. Единственное, что не возбранялось — это подкармливать.
Вот только готовить приходилось самостоятельно. Для многих женщин это стало, как сказали бы сейчас, совершенно новым вызовом. Дамам приходилось самим ходить за водой, рубить дрова и разводить огонь. И если с овощами вскоре научились справляться все, то чистка птицы становилась сложной задачей, про то, чтобы забить курицу, речь даже не шла.
Этому женскому коллективу, а жили жены декабристов по сути вместе, маленьким сообществом, очень помогало, что среди них оказалась француженка Полина Гёбль (Анненкова). Она выросла в простой семье, в Москве оказалась в качестве модистки, и умела многое из того, с чем не сталкивались представительницы высшего света. Именно Гёбль обучила своих подруг многим бытовым навыкам. Но уроки те брали даже у слуг. Например, Муравьеву учил готовить собственный крепостной-кухмистер.
С 1827 года всех декабристов содержали в Читинском остроге. Условия для каторжан были неплохие, но тот факт, что они приехали к мужьям, совсем ничего не значил. Поначалу свидания разрешались редко и только в присутствии офицера.
Чтобы получить дозволение поехать в Сибирь у женщин брали расписку об отказе «от семейной жизни». Жить с мужьями в тюрьме разрешили только в 1830 году, после перевода на Петровский завод. И вопрос этот обсуждался на самом верху. После этого женщины, подключая всех родственников, буквально завалили Москву и Санкт-Петербург жалостливыми письмами, добиваясь от властей чтобы в камерах заделали щели и увеличили окна.
Зачастую в опасные ситуации они попадали из-за некоторой наивности. Волконская — самая молодая из них — однажды вызвала резкое неудовольствие каторжного начальства из-за того, что подарила уголовникам рубахи. В другой раз она же дала им деньги на побег. Заключенных поймали и били плетьми, чтобы узнать откуда они их взяли. Стоило хотя бы одному признаться и все закончилось бы арестом самой женщины. К счастью, никто ее так и не выдал.
Большую часть своего времени жены декабристов тратили на обслуживание своих мужей и их товарищей, приготовление еды, стирку, починку одежды и попытки поговорить с ними через высокий забор. Для последнего приходилось часами ждать, пока охрана выведет каторжан на улицу.
После переезда в Петровский острог, женщинам пришлось немного легче. Их ждали дома на небольшой улице, которая получила название Дамской, возможность чаще видеться с мужьями, а потом даже жить вместе. Им оставалось только как-то наладить быт.
Сделать это было не просто. Практически все необходимое надо было выписывать из столиц, заказывать через родственников, а потом ждать полгода-год. Жены декабристов кроме быта взяли на себя функции адвокатов и защитников не только мужей, но и всех остальных заключенных.
Они организовали переписку, как официальную, так и тайную, ведь все письма, которые шли через местные власти вскрывались. Писали родным тех декабристов, которые отказались от них. Через женщин же присылали помощь. Они утешали и успокаивали слабых, помогали неимущим и даже организовывали культурную жизнь, устраивая музыкальные вечера и представления.
Ну и конечно же рожали, воспитывали детей, которые появились уже в Сибири, помогали мужьям, которые после выхода с каторги занимались сельским хозяйством, открывали свое дело или работали по приобретенным в Сибири или «в прошлой жизни» специальностям.
Причин, по которым жены декабристов отправились след за ними, множество, и сегодня спорят про это даже яростнее, чем в прошлых столетиях. Но одно можно сказать точно: именно они помогли мужьям и их товарищам пережить каторгу и ссылку, защитили от злоупотреблений местных властей и создали более-менее пристойные условия жизни.
Поступок этих женщин стал подвигом во имя любви. Девушки из знатных семей, получившие прекрасное воспитание и образование, оставили роскошь светских гостиных, чтобы последовать в Забайкалье за своими мужьями, которые были приговорены к каторге за подготовку восстания на Сенатской площади. сайт вспоминает судьбы пяти жен декабристов, пожертвовавших всем ради любимых.
Екатерина Трубецкая (урожденная Лаваль)
В 1871 году Николай Некрасов завершил работу над первой частью поэмы «Русские женщины», в которой рассказал о судьбе Екатерины Трубецкой (урожденной Лаваль), внучке известного миллионера, променявшей все материальные блага на возможность быть рядом с любимым супругом. Екатерина Ивановна стала первой женой декабристов, последовавшей за мужем в Сибирь.
Отцом Екатерины был сотрудник министерства иностранных дел Иван Лаваль. Фото: Commons.wikimedia.org
Родителями Екатерины был сотрудник министерства иностранных дел Иван Лаваль и его жена Александра, дочь миллионера Ивана Мясникого. Их особняк на Английской набережной был одним из центров культурной и общественной жизни Петербурга в 20-х годах XIX века.
Когда старшей их дочери Екатерине было 19 лет, она познакомилась с князем Сергеем Петровичем Трубецким, героем Отечественной войны 1812 года. Симпатия молодых людей получила одобрения родителей, и вскоре произошло венчание. Но наслаждаться семейным счастьем молодоженам предстояло недолго. В декабре 1825 года после смерти Александра I на Сенатскую площадь с целью восстания вышли вооруженные войска. Во главе декабристов стоял Сергей Трубецкой.
Этот поступок решил судьбу князя и его супруги. После восстания он был задержан и доставлен в Зимний, где его лично допросил Николай I. Известие об аресте поразило Екатерину Ивановну, хоть супруг и не скрывал он нее своих политических убеждений. Она писала ему в Петропавловскую крепость:
«Меня будущее не страшит. Спокойно прощусь со всеми благами светскими. Одно меня может радовать: тебя видеть, делить твое горе и все минуты жизни своей тебе посвящать. Меня будущее иногда беспокоит на твой счет. Иногда страшусь, чтоб тяжкая твоя участь не показалась тебе свыше сил твоих...».
Вскоре над декабристами состоялся суд. Трубецкой был приговорен к вечной каторге в Сибири. Екатерина добилась у императора разрешения последовать за любимым в ссылку. Она согласилась отречься от всего, что у нее было - дворянское звание, богатое наследство, лишь бы иметь возможность поехать за Сергеем. Перед таким напором чиновники отступили - в январе 1827 года она отправилась в центр каторжного Забайкалья.
В феврале 1827 года в Благодатском руднике Екатерине наконец позволили увидеть мужа. Их встречи были редкими, но именно они позволяли Трубецкому не падать духом.
В 1832 году срок каторги Трубецкого был сокращён до 15 лет, а в 1835 году — до 13. В 1839 году семья поселился в селе Оёк. К тому моменту у Сергея Петровича и Екатерина Ивановны уже родились пять детей.
Мария Волконская (урожденная Раевская)
Мария со стороны матери Софьи Константиновой была правнучкой Михаила Ломоносова. Отцом девочки был генерал Николай Раевский, властный человек, привыкший все держать под своим контролем. По мнению ряда историков, именно отец настаивал на ее браке с героем Отечественной войны 1812 года князем Сергеем Раевским, считая, что эта партия принесёт «блестящую, по светским воззрениям, будущность» дочери.
Несмотря на то, что в самом начале отношения между молодыми людьми складывались непросто, Мария любила своего супруга. Сохранились ее письма, которые она писала ему, находясь в разлуке. В них она обращалась не иначе, как «Мой милый, мой обожаемый, мой кумир Серж!»
Когда произошло восстание декабристов, Мария была в положении и готовилась к родам. Первое время родные тщательно скрывали от нее, что ее муж арестован. К слову, Волконский был единственным генералом действительной службы, принявший непосредственное участие в движении декабристов.
Когда же Мария узнала о случившемся, то она написала ему в Петропавловскую крепость: «Я узнала о твоём аресте, милый друг. Я не позволяю себе отчаиваться… Какова бы ни была твоя судьба, я её разделю с тобой, я последую за тобой в Сибирь, на край света, если это понадобится, — не сомневайся в этом ни минуты, мой любимый Серж. Я разделю с тобой и тюрьму, если по приговору ты останешься в ней».
После вынесения приговора, перед Марией встал сложный вопрос: остаться с сыном или последовать за мужем в Сибирь. И она сделала выбор в пользу мужа.
В одном из писем она сообщала Волконскому: «К несчастью для себя я вижу хорошо, что буду всегда разлучена с одним из вас двоих; я не смогу рисковать жизнью моего ребёнка, возя его повсюду с собой».
Оставив сына с отцом, она поехала в Сибирь. Она следовала за супругом на Благодатский рудник, где он отбывал каторгу, в Читинский острог, в село Урик. С 1845 года они проживали семьёй в Иркутске. У Волконских родились еще трое детей, из которых выжили двое - Михаил и Елена. Годы спустя их дочь стала женой Дмитрия Молчанова, чиновника при восточносибирском генерал-губернаторе. А сын Михаил дослужился до звания тайного советника и заместителя министра народного просвещения Ивана Делянова.
Благодатский рудник. Дом, где жили княгини М. Н. Волконская и Е. И. Трубецкая. 1889. Фото: Commons.wikimedia.org
Для детей и внуков Мария Николаевна вела на французском языке «Записки», в которых описывала события её жизни с 1825 по 1855 год.
Александра Муравьева (урожденная Чернышева)
«Её красота внешняя равнялась её красоте душевной»,— вспоминал об Александре барон Андрей Розен, один из участников движения декабристов.
Дочь действительного тайного советника графа Григория Чернышева связала свою судьбу с Никитой Муравьевым, который был одним из главных идеологов движения декабристов. На долю хрупкой девушки с лицом ангела выпали тяжелые испытания, которые впоследствии свели ее в могилу.
К моменту ареста мужа, она ждала третьего ребенка. Приговор Муравьеву прогремел для нее словно гром среди ясного неба: каторжные работы сроком на 20 лет.
Несмотря на предостережения родных, она была полна решимости следовать за осужденным супругом, даже если для этого и потребуется оставить детей. Получив в 1826-м году разрешение следовать в Сибирь, она поехала в Читинский острог.
Разлука с детьми давалась ей очень тяжело, о чем она неоднократно писала в письмах. Череда смертей близких подкосило ее и без того слабое здоровье: она узнала о гибели ее маленького сына, в 1828-м году умерла ее мать, а в 1831-м не стало ее отца. Не выжили и две ее дочери, которые появились на свет в Петровском заводе.
«Я старею, милая маменька, Вы и не представляете себе, сколько у меня седых волос», - писала она за полгода до смерти.
«Её красота внешняя равнялась её красоте душевной», - писали о ней современники.Фото: Commons.wikimedia.org
Осенью 1832 года она простудилась и через три недели умерла. Ей было всего 28 лет.
Елизавета Нарышкина (урожденная Коновницына)
«Нарышкина была не так привлекательна, как Муравьева. Она казалась очень надменной и с первого раза производила неприятное впечатление, даже отталкивала от себя, но зато когда вы сблизились с этой женщиной, невозможно было оторваться от неё, она приковывала всех к себе своей беспредельной добротой и необыкновенным благородством характера»,- писала о ней Жанетта-Полина Гёбль, француженка, полюбившая декабриста Анненкова, и ставшая его женой.
Акварель Н. А. Бестужева (1832)«Портрет мой слишком льстит, но, однако я на нем похожа». Фото: Commons.wikimedia.org
Единственная дочь генерала Петра Коновницына познакомилась со своим будущим супругом, полковником Михаилом Нарышкиным на одном из балов в 1823-м году. Уже в 1824-м году они сыграли свадьбу. А 1825-м произошли события, изменившие ход истории. Ее супруг, состоявший в тайном обществе, был арестован за участие в подготовке восстания и помещён в Петропавловскую крепость.
Михаила Михайловича лишили чинов и дворянства и сослали на каторгу на 20 лет (позже срок был сокращен до 8 лет). Елизавета, будучи фрейлиной императрицы, попросила у Марии Федоровны разрешение отправиться за мужем, и, получив одобрение, поехала в Читинский острог.
Вместе с супругом они пришли все тяготы жизни. Когда в 1833-м году им разрешили обосноваться в Кургане, Нарышкины превратили свой дом в настоящий культурный центр.
Их союз, основанный на поддержке и уважении, вдохновлял многих. Когда Михаила Нарышкина не стало в 1863-го года, князь Оболенский написал в некрологе:
«Он вступил в супружество с графиней Елизаветой Петровной Коновницыной и в ней нашел ту полноту сочувствия, которая в жизни выражается полной гармонией — и стремлений, и цели жизненной, и надежд, и желаний. И Кавказ с его грозными твердынями, и Сибирь с её пустынями, везде они были вместе, и везде их сердечная жизнь, восполняющая недостатки одного полнотою другого, выражалась в любви чистой, отражаемой во всем строе жизни».
Михаила Михайловича лишили чинов и дворянства и сослали на каторгу на 20 лет. Фото: Commons.wikimedia.org
Мария Юшневская (урожденная Круликовская)
Мария Казимировна была одной из самых старших «жен ссыльнокаторжных». Ее брак с Алексеем Юшневским, одним из организаторов и руководителей Южного общества декабристов, был для нее вторым по счету. Их знакомство произошло, когда миловидная полячка еще была замужем за помещиком Анастасьевым. Несмотря на то, что у нее была дочь, она решилась на развод, чтобы соединить свою жизнь с Юшневским.
Как и другие жёны декабристов Мария вела переписку с родными и друзьями ссыльных. Фото: Commons.wikimedia.org
После восстания декабристов, Алексей Петрович был арестован и заключён в Петропавловскую крепость 7 января 1826 года. Вынесенный ему смертный приговор был заменен на пожизненные каторжные работы (позже срок каторги был сокращён до 20 лет - прим.)
Мария приняла решение ехать за супругом. Она писала письма на имя Бенкендорфа, пока в 1828 году ей не разрешили отправиться в путь. Единственным условием было - она должна была поехать без любимой дочери от первого брака. Юшневская согласилась.
Почти 10 лет она провела с мужем в Петровском Заводе, позже жили близ Иркутска. Супруги брали в дом воспитанников, в основном из купеческих детей.
Сохранились воспоминания одного из них:
«Жена Юшневского, Марья Казимировна, была миловидная, толстенькая старушка небольшого роста; в образование наше она не вмешивалась, но мы ее не особенно любили, потому что она строго заботилась о наших манерах и легко раздражалась всякими нашими промахами. Она была полька и ревностная католичка, и самыми частыми ее посетителями были два ксендза, не раз в неделю приходившие пешком из Иркутска».
Ее супруга не стало в 1844-м году. После его смерти Мария еще жила в в Кяхте, Иркутске, Селенгинске, пока в 1855-м году не получила разрешение вернуться для проживания в Европейскую Россию.
Лицей № 95
Калининского района.
Реферат
По
истории России
На
тему: «Жены декабристов».
Выполнила:
ученица 10 «Б» класса
Ступина
Мария.
Руководитель:
учитель истории
Малюгина
В. И.
2006
г.
г.
С-Пб
Содержание:
Вступление.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
2
Жены
декабристов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . 4
Екатерина
Трубецкая. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6
М. Н. Волконская. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9
Заключение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14
Выводы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
15
Вступление.
Восстание
декабристов 14 декабря 1825года и особенно
его разгром усиливают раскол
в русском обществе: его реакционная
часть поддерживает и одобряет жестокую
расправу царизма, передовая сочувствует
восставшим.
Первыми
кто открыто выразил участие опальным
были женщины. Больше того, сразу же после
катастрофы женщины начали бороться за
близких, пуская в ход все: деньги, родственные
связи, влиятельные знакомства, прошения
на «высочайшее имя». И без сомнения, надо
было обладать немалым мужеством, чтобы
пройти против самодержавной воли, против
мнения большинства. Так, с первых же часов
и дней после 14 декабря активная поддержка,
казалось бы, не выходящая за естественные
пределы личного, родственного участия,
становится фактором общественной жизни
страны. 1
Взоры
жен декабристов обращены были после
восстания на Зимний дворец и Петропавловскую
крепость. Обе цитадели самодержавия
стояли одна против другой, на двух берегах
Невы, и обе вселяли в те дни ужас.
Жены
декабристов могли видеть, как
глубокой ночью фельдъегери отвозили
их мужей из дворца в крепость, как
бесшумно открывались Петровские ворота
и люди исчезали в этой каменной
могиле. В первое время нельзя было даже
думать о свидании с ними: из уст в уста
передавались подробности царских допросов,
по городу носились страшные слухи. Позже
стало известно, что разрешение на свидание
можно получить только от самого императора
или, с его согласия, от шефа жандармов
Бекендорфа.
Лишь
во второй половине 1826 года, после объявления
приговора, у жен декабристов
могла возникнуть мысль последовать
за своими мужьями на каторгу. У них
были все основания, чтобы рассчитывать
на человеческое к ним отношение
со стороны Николая I, ведь в манифесте,
изданном 13 июля 1826 года, в день казни пяти
декабристов, царь торжественно объявлял:
«Наконец…
склоняем мы особенное внимание на
положение семейств, от коих преступлением
отторгнулись родственные их члены.
Во все продолжение всего дела, состарадая
искренне прискорбным их чувствам, мы
вменяем себе долгом удостоверить их,
что в глазах наших союз родства передает
потомству славу деяний, предками стяжанную,
но не омрачает бесчестием за личные пороки
или преступления. Да не дерзнет никто
вменять их по родству кому-либо в укоризну:
сие запрещает закон гражданский и более
того претит закон христианский».
Между
тем, вопреки «закону гражданскому»
и более еще «закону христианскому»,
царь именно вменял женам декабристов
«в укоризну» деяния их мужей и на протяжении
всего царствования всячески стеснял
и преследовал их.
Николай
I, разрешив женам декабристов ехать в
Сибирь в след за мужьями, вскоре понял,
что поступил вопреки собственному мстительному
замыслу – сделать так, чтобы Россия забыла
своих мучеников, чтобы время и отдаленность
от тюрьмы, отсутствие информации об их
жизни стерли их имена из памяти.
Решение
жен декабристов последовать
за своими мужьями нарушало все его
планы. Он понимал, что они станут
посредниками между каторгой и Петербургом,
и потому обновил данные им разрешения
на поездку к мужьям суровыми условиями:
он рассчитывал запугать этим молодых
женщин и заставить их отказаться от поездки
в Сибирь. 2
Но,
не смотря на это, дамы, принадлежавшие
к благородному сословию, вечно
окруженные многочисленной прислугой,
бросили уютные усадьбы ради того, чтобы
жить рядом с близкими или с людьми, не
взирая на любые лишения, как простолюдинки.
На протяжении полутора столетий Россия
хранит светлую память о них. 3
Декабристки
получили воспитание, составленное из
редких элементов. Прежде всего в его основе
лежало уважение к гуманистической традиции
XVIII века. Ведь те же учителя, что обучали
будущих декабристов, толковали юным девицам
о Вольтере, Руссо, Гете… Как ни далеки
были женщины 1820 годов от понимания декабристских
идеалов и участия в заговоре, задолго
до 14 декабря они стали как бы соучастницами
мужчин в освобождающем просвещении.
Помимо
уважения к гуманистическим просветительным
традициям XVIII столетия, дворянское
воспитание внушало христианские идеи
любви и всепрощения, верность старинным
устоям. Власть, конечно, приветствовала
эту выгодную для нее идеологию. Но тем
труднее было ей, когда молодые женщины,
ссылаясь на основы христианской морали,
защищали свое право на участие к «падшим».
Испокон веков, даже в эпохи полного порабощения
женщины, христианское подвижничество
и благотворительность были двумя сферами
деятельности ее вне семьи.
Как
известно «гроза двенадцатого года», ставшая
эпохой в жизни России, явилась
значительным этапом в формировании декабристской
идеологии. Марии Раевской, дочери прославленного
генерала, героя 1812 года, было тогда только
семь лет. Но дочери и младшие сестры участников
Отечественной войны вместе со всеми пережили
то время особого подъема национального
сознания и патриотизма, под влиянием
которого складывались их понятия о чести,
любви к родине.
Заложенные
в детские и юношеские годы
нравственные принципы дали о себе
знать в трудную минуту жизни.
Конечно, женщины, жившие в ту пору скорее
сердцем, чем разумом, заботились прежде
всего об облегчении участи близких, уповая
при этом на милость божью и милосердие
государя. 4
Женщинами-декабристками
двигала не только любовь к мужьям,
братьям, сыновьям, но и высокое сознание
общественного долга, представление
о чести. Выдающийся врач-терапевт Н. А.
Белоголовый, воспитанник декабристов,
говорил о них как о «высоких и цельных
по своей нравственной природе женщин».
Он видел в них «классические образцы
самопожертвования и необычаянной энергии,
образцы, какими вправе гордиться страна,
которая вырастила их». 5
Именно
этим мужественным, самоотверженным
женщинам и будет посвящена эта
работа.
Жены
декабристов.
Как
уже говорилось ранее, среди декабристского
окружения непременно присутствуют женщины.
Они придают движению первых революционеров,
их судьбам трогательное обаяние. Самоотверженная
любовь и преданность матерей, подруг,
сестер и детей делает еще более прекрасными
образы героев 1825 года. 1
В «Докладе о революции 1905 года» Владимир
Ильич Ленин, напоминая о декабристах,
говорил: В 1825 году Россия впервые видела
революционное движение против царизма,
и это движение было представлено почти
исключительно дворянами. Дворянками
были и все девятнадцать героических женщин,
последовавших за осужденными декабристами
в Сибирь. На Благодатский рудник приехали
княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая,
в девичестве графиня Лаваль, в возрасте
23 лет и княгиня Мария Николаевна Волконская
(Раевская, 21 год), В Верхнеудинск прибыла
Праскофья Михайловна Муравьева (36 лет) со своими сестрами – княжнами Шаховскими:
Марфой – будущей второй женой (с 1841 года) декабриста А. Н. Муравьева и Варварой
– невестой декабриста П. А. Муханова.
Их возраст установить не удалось. В Читинском
остроге оставались Александра Григорьевна
Муравьева (графиня Чернышева, 23 лет),
Наталья Дмитриевна Фонвизина (Апухтина,
21 года), Александра Ивановна Давыдова
(Потапова, 24 лет) Елизавета Петровна
Нарышкина (графиня Коновницина, 25 лет), Александра Васильевна Ентальцева (Лисовская, возраст не установлен), Праскофья
Егоровна Анненкова (француженка, Полина
Гебль, 28 лет). В Петровском Заводе поселились
Мария Каземировна Юшневская (Кругликовская,
возраст не установлен), Анна Васильевна
Розен (Малиновская, возраст не установлен), Камилла Петровна Ивашева (француженка
Ле Дантю,23 лет). Жительницами Селенгинска
стали Шарлота Карловна и Екатерина Петровна
– мать и сестра декабриста К. П. Торсона,
и сестры декабристов Бестужевых – Елена
(55 лет), Ольга (53 лет) и Мария (51 года)
Александровны. Мать декабристов Бестужевых
– Праскофья Михайловна (1775 – 1846), не
получившая царского разрешения на переезд
вместе с дочерьми в Сибирь не смогла перенести
еще и этого удара и вскоре скончалась. 2
Общее
горе и общая тяжкая участь объединила
жен декабристов. Все они были охвачены
заботами о судьбе своих мужей и их товарищей.
Они нравственно поддерживали друг друга
и трогательно заботились о тех, чьи жены
не могли последовать за мужьями. Среди
своих трудов и переживаний они находили
еще время заниматься литературой
и музыкой. Рождались дети, и заботы о них
наполняли радостью дни и годы их беспросветной
жизни на каторге. 3
Эти женщины не участвовали
в тайной общественной и революционной
деятельности своих мужей, они
понятия не имели ни о Союзе благоденствия,
ни о Северном и Южном обществах. Они и
в мыслях не могли держать, что их мужья
замышляли государственный переворот,
цареубийство, изменение существовавшего
строя… Но когда дворяне-революционнеры
были сосланы в Сибирь на каторгу,
их жены из светских барышень превратились
в мужественных, душевно закаленных спутниц
декабристов. Они променяли великосветскую
негу на лишения и унижения жизни в
остроге и как самое святое завещали своим
детям железные браслеты, выкованные из
кандалов…
Идя на добровольное изгнание
в Сибирь, эти мужественные женщины
хотели со своими горячо любимыми
мужьями, женихами, братьями, сыновьями
и облегчить их участь. В этом
стремлении героических женщин не остановили
даже жестокие условия подписки, которую
каждая из них давала при выезде из Иркутска
дальше на восток. Вот эта подписка: «Жена,
следуя за своим мужем и продолжая с ним
супружескую связь, сделается естественно
причастной к его судьбе и потеряет прежнее
звание, то есть будет признаваема не иначе,
как женою ссыльнокатаржного, и с тем вместе
принимает на себя переносить все, что
такое состояние может иметь тягостного,
ибо даже начальство не в состоянии будет
защищать ее от ежечастных могущих быть
оскорблений… Дети, которые приживутся
в Сибири, поступят в казенные заводские
крестьяне.
Ни денежных сумм, ни вещей
многоценных с собою взять
не дозволено; это запрещается
существующими правилами и нужно
для собственной безопасности
по причине, что сии места
населены людьми, готовыми на всякого
рода преступления.
Отъездом в Нерчинский край
уничтожается право на крепостных,
с ними прибывших». Особенно зловещими
были слова: «Дети, которые приживутся
в Сибири, поступят в казенные заводские
крестьяне». Давая подписку, декабристки,
очевидно, понимали, что их переезд на
жительство в Сибирь с отказом от большинства
привилегий дворянской жизни не может
не получить политического значения и
общественного звучания.
В ответ на удивление окружающих
по поводу принятого решения последовать
решения последовать за мужем в Сибирь
М. Н. Волконская говорила: Что же тут удивительного?
Пять тысяч женщин каждый год делают добровольно
тоже самое. Она имела в виду жен крепостных
крестьян и рабочих, ежегодно следовавших
добровольно в Сибирь вслед за осужденными
мужьями на каторгу и в ссылку. 4
В месте с декабристами эти
героические женщины самоотверженно
несли свою тяжкую долю. Лишенные
всех прав, находясь вместе с
каторжниками и ссыльнопоселенцами
на самой низкой ступени человеческого
бытия, жены декабристов на протяжении
долгих лет своей сибирской жизни не переставали
бороться вместе с мужьями за те идеи,
которые привели их на каторгу, за право
на человеческое достоинство в условиях
каторги и ссылки.
Княгиня
Трубецкая и княгиня Волконская были первые
из жен, приехавшие в Сибирь, зато они и
натерпелись более других нужды и горя.
Они проложили нам дорогу и столько выказали
мужества, что можно только удивляться
им. Мужей своих они застали в Нерчинском
заводе, куда они были сосланы с семью
их товарищами еще до коронации Николая.
Подчинены они были Бурнашеву – начальнику
Нерчинских заводов, Бурнашев был человек
грубый и даже жестокий; он всячески притеснял
заключенных, доводил строгость до не
справедливости, а женам положительно
не давал возможности видеться с мужьями.
В Нерчинске, точно так же, как и в Чите,
выходили на работы, но в Нерчинске все
делалось иначе под влиянием Бурнашева:
заключенных всегда окружали со всех сторон
солдаты, так что жены могли их видеть
только издали. Князь Трубецкой срывал
цветы на пути своем, делал букет и оставлял
его на земле, а несчастная жена подходила
поднять букет только тогда, когда солдаты
не могли этого видеть. 5
Для того чтобы яснее представить и почувствовать,
какое значение имело движение декабристов
в русской общественной жизни 1820-1870 годов,
рассмотрим исторические портреты этих
женщин.
Екатерина Трубецкая
.
В
1820 году Екатерина Лаваль познакомилась
с капитаном императорской гвардии
князем Трубецким. Они поженились 12
мая 1821 года в Париже. В конце 1824 года князь
в Трубецкой, назначенный адъютантом
генерал-губернатора Киева и относящихся
к нему областей, отправился по месту назначения.
Жена сопровождала его. Но к концу 1825 года
они попросили отпуск и приехали в Петербург,
откуда затем должны были возвратиться
в Киев. 1 В ночь после восстания декабристов
(14 декабря 1825 года) князь Трубецкой был
арестован. Его жена не знала, что он был
во главе заговора, и даже на мгновение
не допускала мысли о том, что обвинение,
предоставленное ее мужу, может быть справедливо.
Но позже была получена записка
от князя Трубецкого, он писал: «Не сердись,
Катя… Я потерял тебя и себя погубил, но
без злого умысла. Государь велит передать
тебе, что я жив и живым останусь». Теперь
не оставалось более ни сомнений, ни надежд. 2
Как и
обещал государь, князю Трубецкому
была сохранена жизнь, он был приговорен
пожизненно. Приговор был приведен в исполнение.
Оставшихся в живых, заковали в кандалы
и отправили в Сибирь. 3
Екатерина
Ивановна Трубецкая первая из жен декабристов
обратилась к Николаю с просьбой разрешить
ей последовать за мужем.
Ее
отца, французского эмигранта графа
И.С. Лаваля, знал весь аристократический
Петербург. В его сохранившемся до
наших дней роскошном особняке на Английской
набережной собиралось избранное петербургское
общество.
Здесь
давались балы, и в том зале незадолго
до 14 декабря 1825 года великий князь
Николай Павлович танцевал мазурку
в паре с дочерью графа Лаваля,
Екатериной Ивановной.
14 декабря 1825 года великий князь Николай
Павлович стал императором Николаем I,
а муж Екатерины Ивановны был приговорен
к вечной каторге…
Получив
разрешение на поездку, Трубецкая выехала
в Сибирь 24 июля 1826 года, на другой день
после отправки на каторгу мужа. 4
В этот день закрылся за ней последний
полосатый шлагбаум петербургской заставы,
упала пестрая полоска, точно отрезала
всю ее предыдущую жизнь.
Ее
сопровождал в дороге секретарь
отца господин Воше. С удивлением смотрел
он на одержимую молодую женщину,
которая так торопилась, что едва
смыкала на коротких стоянках глаза. Когда
верстах в ста от Красноярска сломалась
ее карета, она села в перекладную телегу,
отправилась в Красноярск и оттуда прислала
тарантас за своим спутником, который
не мог перенести тяжелого путешествия
на телеге по тряской сибирской дороге. 5
Когда
Е.И. Трубецкая в сентябре 1826 года
добралась до Иркутска, ее муж находился
еще в пределах Иркутской губернии.
Цейдлер все-таки не допустил к нему
жену на том основании, что «при теперешнем
распределении по заводам они могут иметь
сообщение посторонними путями и даже
получать и посылать своих доверенных
людей и находить способы к доставлению
писем и делать тому подобные самовольные
поступки, которых и за строжайшим надзором
предупредить не стоит возможности» .
Нужно
отдать должное проницательности иркутского
губернатора. Действительно, Екатерина
Ивановна, находясь в Иркутске, уже
вступила в «недозволенную переписку»
через сектанта-духобора, установила
связь с известным сибирским купцом Е.
А. Кузнецовым, который в дальнейшем стал
одним из наиболее надежных посредников
в нелегальных отношениях декабристов;
передала письма возвратившемуся в Петербург
К.Воше. 6
Последовавшие за мужьями жены декабристов
поставлены были в Сибири в особое, исключительно
тяжелое положение.
Генерал-губернатором
Восточной Сибири был в то время
Лавинский. Каторга была подчинена
ему, и его беспокоили распространившиеся
слухи, что вслед за мужьями туда
собираются ехать их жены. Княгиня Трубецкая,
княгиня Волконская и Муравьева, урожденная
графиня Чернышева, уже получили разрешение
на поездку. Таких высоких представительниц
аристократического Петербурга еще никогда
не было на каторге, и перед Лавинским,
естественно, встал вопрос, в какие условия
жены осужденных должны быть поставлены
в Сибири и как держать себя с ними. Чтобы
выяснить вставшие перед ним вопросы Лавинский
приехал в Петербург.
Он
обратился за советом к начальнику
Главного штаба, генерал-адъютанту
Дибичу, и ознакомил его со своими соображениями
по этому поводу. Дибич знал, что вопрос
этот занимает и самого Николая I, и в тот
же день, утром 31 августа 1826 года, доложил
царю соображения Лавинского.
Царь
ответил необычайно быстро. Он приказал
немедленно и секретно создать для
обсуждения вопроса особый комитет, который
собрался в тот же день в семь часов вечера.
Уже на
следующий день Лавинский срочно
направил иркутскому губернатору Цейдлеру
для сведения и исполнения исключительно
жесткие правила, регулировавшие положение
жен декабристов на каторге и в ссылке.
Правила
эти не были официально опубликованы,
но, утвержденные Николаем I, приобретали
силу закона. Они лишали жен декабристов
самых элементарных, установленных законом
человеческих прав. 7
Трубецкой,
первой выехавшей из Петербурга в Сибирь
к осужденному мужу, пришлось особенно
трудно: она должна была подписать документ,
который на многие годы вперед определял
бытие ее самой и жен остальных декабристов,
бытие их мужей и всех декабристов.
К
ней первой губернатор Цейдлер применил
полученные из Петербурга инструкции
и с нею держал себя особенно твердо и
настойчиво. Цейдлер прекрасно понимал,
что если ему не удастся отклонить Трубецкую
от поездки к мужу, он тем самым откроет
путь в Сибирь и другим женам декабристов.
Трубецкая, а вслед за ней и Волконская
должны были проявить – и проявили – огромную
силу воли, настойчивость и смелость, чтобы
пробить эту стену, воздвигнутую Николаем
I между декабристами и их близкими. 8
Видя,
что ужасы каторги и будущие
тяжелые условия не жизни не пугают
Трубецкую, Цейдлер сказался больным,
и Трубецкая долго не могла добиться свидания
с ним.
Трубецкая
терпеливо ждала. Прошло пять месяцев
со дня ее приезда в Иркутск, а
Цейдлер все не выпускал ее. Муж
продолжал писать ей с каторги
не переставая надеяться на ее приезд.
Наконец Цейдлер принял ее. Видя, что никакими
доводами не сломить волю Трубецкой, он
объявил ей, что разрешает дальнейшее
путешествие, но только по этапу, вместе
с каторжниками, под конвоем. При этом
он предупредил Трубецкую, что на этапах
люди мрут как мухи: отправляют пятьсот
человек, а доходит до места не более трети.
Трубецкую
не остановило и это…
Цейдлер
не выдержал и дал наконец разрешение.
Это было 19 января 1827 года. Трубецкая
в этот день выехала и скоро
прибыла в Большой Нерчинский завод.
9
Трубецкая
приехала первой. Увидев сквозь щель тюремного
забора мужа, бывшего князя, в кандалах,
в коротком тулупчике, подпоясанном
веревкой, она упала в обморок. 10
Надо представить себе Екатерину Ивановну
Трубецкую, нежную, тонкого душевного
склада женщину, чтобы понять, какое смятение
поднялось в ее душе. 14
Трубецкая
виделась с мужем два раза в
неделю – в тюрьме, в присутствии
офицера и унтер-офицера они
не могли передать друг другу и
тысячной доли того, что чувствовали.
В остальные дни княгиня брала скамеечку,
поднималась на склон сопки, откуда был
виден тюремный двор, - так ей удавалось
порой хоть издали посмотреть на Сергея
Петровича. 11
Однажды
в трескучий мороз Трубецкая
пришла на свидание с мужем в изношенных
ботинках и сильно простудила ноги:
из своих единственных новых теплых ботинок
она сшила Оболенскому шапочку, чтобы
на волосы не попадала руда, сыпавшаяся
при работе в руднике.
Княгиня часто отправлялась на телеге
к Бурнашеву, с отчетом об их ежедневных
расходах. Обратно она возвращалась
с купленной провизией и мешками картофеля.
Встречные всегда кланялись ей… 12
В
половине 1845 года произошло открытие
девичьего института Восточной
Сибири в Иркутске, куда Трубецкие
в первый же год открытия поместили
своих двух меньших дочерей, и тогда
же переехали жить в город, в Знаменское
предместье, где они купили себе дом. 13
«Екатерина
Ивановна Трубецкая, - пишет декабрист
Оболенский, не была хороша лицом, но тем
не менее могла всякого обворожить своим
добрым характером, приятным голосом и
умною, плавною речью. Она была образована,
начитанна и приобрела много научных сведений
во время своего пребывания за границей.
Немалое влияние в образовательном отношении
оказало на нее знакомство с представителями
европейской дипломатии, которые бывали
в доме ее отца, графа Лаваля.
Поэтому
в тот миг, когда Екатерина
Ивановна решилась следовать за мужем
в Сибирь, она вынуждена была преодолевать
не только силу семейной привязанности,
сопротивление любящих родителей,
уговаривающих ее остаться, не совершать
безумия. Она не только теряла весь этот
пышный свет, с его балами и роскошью, с
его заграничными вояжами и поездками
на кавказские «воды» , ее отъезд был вызовом
всем этим «членам царской фамилии, дипломатическому
корпусу и петербургскому бомонду» . Ее
решение следовать в Сибирь разделило,
раскололо это блестящее общество на сочувствующих
ей откровенно, на благословляющих ее
тайно, на тайно завидующих ей, открыто
ненавидящих. 14
* * *
Через
полгода после отъезда Трубецкой
из Петербурга, путь на каторгу был
открыт. Она открыла его не только для
себя, но и для всех приехавших после нее
в Сибирь жен декабристов. 15
Князь
Трубецкой был приговорен к 20 годам
каторги, после которых должен был
навечно поселиться где-нибудь в
Сибири. На каторге он провел 13 лет,
после чего всех отправили на поселение,
но не в одно место, как это было до сих
пор, - их разъединили и расселили по разным
местностям, более или менее удаленным
друг от друга. 16
Трубецкая
часто переписывалась с родными,
но ни отец, граф Лаваль, ни мать - вообще
никто из близких не сделал попытки посетить
ее в изгнании. Кроме двух мальчиков, умерших
в детском возрасте, у Трубецкой родились
в Сибири еще четверо детей.
Все
пережитое за годы каторги и ссылки
тяжело отозвалось на здоровье Трубецкой.
Она долго болела и 14 октября 1854 года
на руках у мужа скончалась в Иркутске. 17
Ее сразила тяжелая болезнь. Глубокая
душевная усталость, простуда, тяготы
бесконечных дорог и переселений, тоска
по родине и родителям, смерть детей –
сказалось все, что перенесла эта удивительная
женщина, умевшая в трудные минуты жизни
оставаться внешне спокойной, жизнерадостной. 18
Ее похоронили в ограде иркутского Знаменского
монастыря.
Пройдя
рука об руку с мужем тяжкий двадцативосьмилетний
путь каторги и ссылки, Трубецкая
всего двух лет не дожила до того
дня, когда декабристам и их женам разрешено
было наконец вернуться в Россию. 17
М.
Н. Волконская.
Мария
Николаевна Волконская выехала из Петербурга
через полгода после Трубецкой.
Она была дочерью прославленного
героя 1812 года, генерала Н. Н. Раевского.
По делу декабристов были привлечены,
но вскоре освобождены два ее брата. За
мужем за известным генералом, декабристом
М. Ф. Орловым, была ее старшая сестра, Екатерина. 1
Волконскому
было в то время тридцать шесть
лет. Марии Раевской не было еще и девятнадцати.
Молодая девушка понятия не имела о существовании
Тайного общества и в своих ранних записках
писала:
«Я
вышла замуж в 1825 году за князя С. Г. Волконского,
достойнейшего и благороднейшего из людей;
мои родители думали, что обеспечили мне
блестящую, по светским воззрениям будущность.
Мне было грустно с ними расставаться;
словно сквозь подвенечный вуаль мне смутно
виделась ожидавшая нас судьба…»
Это
было время, когда Волконский с головой
ушел в дела Тайного общества. За
весь год он провел с молодой женой не
больше трех месяцев. Мария Николаевна,
заболев, уехала лечиться в Одессу. Лишь
осенью Волконский приехал и отвез ее
в деревню Раевских, Болтышку, близ Умани,
где стояла его дивизия, а сам уехал в Тульчин,
где находилась Главная квартира армии.
Здесь у него часто бывали многие товарищи
по Южному тайному обществу. 2
2
января 1826 года у Марии Николаевны родился
сын, Николенька. Через три дня приехал
Волконский, повидался с женой и ребенком
и сразу уехал в Умань.
и т.д.................
Жена декабриста - верная жена, которая готова разделить со своим мужем горе и несчастье и никогда не бросит и не предаст его.
Жен декабристов иногда называют как "декабристки".
Выражение связано с известным в русской истории восстанием декабристов, произошедшее (14 декабря по старому стилю) 1825 года. Как известно, восстание было подавлено и император Николай I жестоко покарал бунтовщиков, отправив большинство из них в ссылку в Сибирь. Виновными признали 121 участника декабьского восстания. 23 декабриста были женаты.
Историю этого восстания описал известный русский историк (1841 - 1911) в "Курсе русской истории" ().
Одиннадцать женщин отправились в Сибирь со своими мужьями (женихами). Некоторые из них были незнатные, как Александра Васильевна Ёнтальцева и Александра Ивановна Давыдова, или бедствовавшая в детстве Полина Гебль, невеста декабриста Анненкова И.А. Но большая часть жен декабристов принадлежала к знати и им было чего лишаться - княгини Мария Николаевна Волконская и Екатерина Ивановна Трубецкая, Александра Григорьевна Муравьева - дочь графа Чернышева, Елизавета Петровна Нарышкина, урожденная графиня Коновницына, баронесса Анна Васильевна Розен, генеральские жены Наталья Дмитриевна Фонвизина и Мария Казимировна Юшневская.
Николай I предоставил каждой право развестись с мужем - «государственным преступником». Однако женщины отказались от этого предложения. Они отказались от роскоши, оставили детей, родных и близких и пошли за мужьями на каторгу. Добровольное изгнание в Сибирь получило громкое общественное звучание. Первой в путь отправилась Екатерина Ивановна Трубецкая. В Красноярске сломалась карета, заболел провожатый. Княгиня продолжает путь одна, в тарантасе. В Иркутске губернатор долго запугивает ее, требует еще раз письменного отречения от всех прав, Трубецкая подписывает его. Через несколько дней губернатор объявляет бывшей княгине, что она продолжит путь «по канату» вместе с уголовными преступниками. Она соглашается... Второй была Мария Волконская. День и ночь мчится она в кибитке, не останавливаясь на ночлег, не обедая, довольствуясь куском хлеба и стаканом чая. И так почти два месяца - в лютые морозы и пургу.
За непокорность жен декабристов поставили в страшные условия - лишение дворянских привилегий и переход на положение жены ссыльнокаторжного, ограниченной в правах передвижения, переписке, распоряжения своим имуществом. Их дети, рожденные в Сибири, будут считаться казенными крестьянами. Даже те, у кого мужья умирали, не получали права на возвращение. Так, в 1844 году в этом отказали вдове Юшневского, в 1845-м - Ентальцевой.
Немногие декабристы дожили до амнистии, пришедшей в 1856 году после тридцатилетней ссылки. Из одиннадцати женщин, последовавших за мужьями в Сибирь, три остались здесь навечно - Александра Муравьева, Камилла Ивашева, Екатерина Трубецкая. Последней умерла в 1895 году девяностотрехлетняя Александра Ивановна Давыдова. Умерла, окруженная многочисленным потомством, уважением и почтением всех, знавших ее.
Описал (1812 - 1870) в своей книге «Былое и думы» (1868 г.).
«Спасибо женщинам: они дадут несколько прекрасных строк нашей истории»,- сказал современник декабристок, поэт П.А. Вяземский, узнав об их решении следовать за мужьями в Сибирь.
Русский поэт (1821 - 1877) написал поэму " " (1871-1872 гг.), посвященную женам декабристов. В первой части поэмы " " описано путешествие в Сибирь княгини Трубецкой Екатерины Ивановны (1800-1854). Во второй части поэмы " " описано путешествие в Сибирь княгини Волконской Марии Николаевны (1805-1863).
Список жен декабристов, которые последовали в Сибирь, со своими мужьями (женихами):
Волконская Мария Николаевна (1805-1863), жена Волконского Сергея Геннадьевича.
Муравьёва Александра Григорьевна (1804-1832), жена Муравьёва Никиты Михайловича
Трубецкая Екатерина Ивановна (1800-1854), жена Трубецкого, Сергея Петровича
Полина Гёбль (1800-1876), невеста Анненкова Ивана Александровича
Камилла Ле Дантю (1808-1840), невеста Ивашева Василия Петровича
Давыдова Александра Ивановна (1802-1895), жена Давыдова Василия Львовича
Ентальцева Александра Васильевна (1790-1858), жена Ентальцева Андрея Васильевича
Нарышкина, Елизавета Петровна (1802-1867), жена Нарышкина Михаила Михайловича
Розен Анна Васильевна (1797-1883), жена Розен Андрея Евгеньевича
Фонвизина Наталья Дмитриевна (1803-1869), жена Фонвизина Михаила Александровича
Юшневская Мария Казимировна (1790-1863), жена Алексея Петровича Юшневского
Бестужева Елена Александровна (1792-1874), сестра Бестужевых
Памятник женам декабристов
Памятник одиннадцати жёнам декабристов установлен в сквере у исторического Завального кладбища в городе Тобольск в 2008 году.
Изображения
 |
14 декабря 1825 года на Сенатской площади Санкт-Петербурга происходит первое в истории России восстание, организованное дворянами-революционерами. Они выступают против самодержавия царя.
Несмотря на то, что оно было сразу же подавлено, наказание за подобную выходку было более чем жёстким: пять организаторов - повешены, а остальные одиннадцать человек - сосланы в Сибирь на каторгу. В сущности, это означало гражданскую смерть.
По мнению царя, бунтовщики должны были непросто затеряться в снежных просторах страны, но и исчезнуть там навсегда, лишившись общения с родными и близкими. Однако этот план не удался: отправившиеся вслед за своими мужьями, женщины его буквально «разрушили».
Их было одиннадцать, столько же, сколько и оставшихся в живых революционеров. Большая часть были княгинями, но среди них были и незнатные особы. Александра Ентальцева, Александра Давыдова, Полина Гебль, Мария Волконская, Екатерина Трубецкая, Александра Муравьева, Елизавета Нарышкина, Анна Розен, Камилла Ивашева, Наталья Фонвизина и Мария Юшневская.
Тернистый путь к супругу
Княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая, урождённая графиня ЛавальСегодня сложно сказать, чем руководствовались представительницы слабого пола, решившиеся на этот поступок. Властям это решение не нравилось, и они всеми возможными способами старались сдерживаться эти отчаянные порывы воссоединиться с супругами.
Первой, кто добилась разрешения, стала княгиня Трубецкая. И это несмотря на то, что по личному распоряжению царя ее почти шесть месяцев держали в Иркутске. Причём всё это время женщину пытались отговорить от поездки к своему мужу.
Говорить однозначно о безграничной любви или поддержке политических убеждений супруга нельзя. Ведь среди дворян частыми были браки и по расчёту, и даже без участия молодых. Например, княгиня Мария Волконская до ссылки мужа в Сибирь вообще с ним плохо ладила. Хотя и без романтических чувств здесь не обходилось.
княгиня Мария Волконская Первое, с чем сталкивались жёны декабристов, - лишение положения в обществе. Царские милости на них уже не распространялись. В Сибири они превращались в жён «каторжан», то есть, как и их супруги, ограничивались в гражданских правах. Полная неизвестность: уважительного отношения женщинам гарантировать никто не мог.
Второе, и, пожалуй, самое сложное именно для матерей, испытание - разлука с детьми. Их категорически запрещалось вывозить. Например, Мария Юшневская вынуждена была ждать разрешения почти четыре года. И это несмотря на то, что её дочь от первого брака на тот момент была уже достаточно взрослой.
Мария Юшневская Перед отъездом детей приходилось пристраивать к родственникам. Здесь следует отдать должное российской интеллигенции: в сложный для жён декабристов момент они принимали их детей практически безоговорочно. Им давали достойное образование, обеспечивая всем необходимым. Но сердце любой матери всё равно крайне тяжело переносило подобную разлуку.
Александре Давыдовой пришлось оставить шестерых детей. И чтобы поздравлять их с праздниками, ей приходилось почти за полгода отправлять детям письма. О том, как они взрослели, княгиня могла судить только по присланным детским портретам.
«Какие героини? Это поэты из нас героинь сделали…»
Свадьба декабриста Ивашева в Петровском заводе, 1900 г. Фото: Николай Полянский Отправляясь за своим супругом, жёны понимали одно - будет очень тяжело. Но они даже не представляли насколько. Многие, изнеженные домашней прислугой дамы, никогда не готовили еду. Более того, они даже одевались с помощью гувернанток.
Женщинам нужно было ходить за водой, рубить дрова и разводить огонь. Если же говорить о чистке овощей, с которой многие в принципе справлялись, то разделка птицы для большинства была невозможной.
Например, в описи имущества Елизаветы Нарышкиной, можно было найти множество «важных» по её мнению предметов. Этот список еле уместился на трёх листах: 30 пар перчаток, 30 пеньюаров, 10 пар чулок, 2 вуали и так далее. Что интересно, она даже не забыла прихватить с собой медный самовар. Но удалось ли его довести до пункта назначения и умела ли барыня им пользоваться - это вопросы, на которые вряд ли можно ответить однозначно.
Елизавета Петровна Нарышкина Возможно, с точки зрения сегодняшних испытаний, эти «сибирские» трудности преодолимы. Многие из жён декабристов не считали себя героиням, как об этом твердил высший свет России. Например, Александра Давыдова, вернувшись из Сибири, как-то однажды сказала:
«Какие героини? Это поэты из нас героинь сделали, а мы просто поехали за нашими мужьями…».
Особенно сложно пришлось первым, кто буквально прорывался в Сибирь: Трубецкой и Волконской. На содержание их мужей государством выделялось 20 рублей в месяц. Причём эти суммы были выделены лично Николаем I. Женщины должны были отчитываться ежемесячно о своих расходах, что деньги не тратились «на чрезмерное облегчение участи заключенных». Для передачи вещей своим мужьям, Трубецкой и Волконской приходилось покупать охрану. Но единственное, что хоть как то разрешалось - это подкармливать своих супругов.
Дамская улица
Дамская улица, Чита Значительно легче становилось после переезда в Петровский острог. Для жён декабристов там были оборудованы небольшие дома. Они составляли целую улицу, получившую впоследствии название Дамской*.
После этого оставалось только налаживать быт. Но и это было сделать очень непросто, поскольку всё нужно было «выписывать» из столицы, заказывая через родственников. Очень часто посылки задерживались на долгие месяцы.
И, конечно, они рожали и воспитывали детей. Жёны декабристов помогали своим мужьям после выхода с каторги заниматься сельским хозяйством, открывать свои собственные дела. Мужчинам приходилось вспоминать приобретённые в «прошлой жизни» специальности.
Сегодня споры о том, кто такие эти женщины и зачем им это было нужно, разгораются яростнее, чем в прошлом. Но однозначно нельзя не восхищаться величием их бескорыстной душевной щедрости.
*Это интересно: По словарю В. Даля, дама – это женщина высших сословий, госпожа, барыня, боярыня. Он же добавляет, что ей может быть придворная дама, сановница, чиновница двора, служащая. По словарю С. Ожегова, дама – это женщина из интеллигентских, обычно обеспеченных городских кругов. Но даже в словаре есть пометка, что это устаревшее определение.
Отсюда и название улицы — Дамская. Это была первая улица, где дома были упорядочены, а не стояли хаотично. Кроме того, как отмечают краеведы, это было не просто местожительство «изысканных светских дам», но и культурный центр будущего города. Понятно, что и до их приезда в Забайкалье проживали женщины, но это были свои бабы и девки, а вот дам – не было. Позже улица с таким же названием появилась и в Петровском Заводе.
Прямая речь
Из письма Екатерины Трубецкой мужу в Петропавловскую крепость:
«Я, право, чувствую, что не смогу жить без тебя. Я все готова снести с тобою, не буду жалеть ни о чем, когда буду с тобой вместе. Меня будущее не страшит. Спокойно прощусь со всеми благами светскими. Одно меня может радовать: тебя видеть, делить твое горе и все минуты жизни своей тебе посвящать. Меня будущее иногда беспокоит на твой счет. Иногда страшусь, чтоб тяжкая твоя участь не показалась тебе свыше сил твоих… Мне же, друг мой, все будет легко переносить с тобою вместе, и чувствую, ежедневно сильнее чувствую, что как бы худо нам ни было, от глубины души буду жребий свой благословлять, если буду я с тобою».
«Друг мой, будь спокойной и молись Богу!.. Друг мой несчастный, я тебя погубил, но не со злым намерением. Не ропщи на меня, ангел мой, ты одна еще привязываешь меня к жизни, но боюсь, что ты должна будешь влачить несчастную жизнь, и, может быть, легче бы тебе было, если б меня вовсе не было. Моя участь в руках государя, но я не имею средств убедить его в искренности. Государь стоит возле меня и велит написать, что я жив и здоров буду. Бог спаси тебя, друга моего. Прости меня».
Друг твой вечный Трубецкой».
Нашли ошибку? Выделите ее и нажмите левый Ctrl+Enter .